С утра у меня во френдленте появился один из моих любимых фейков. Говоря "любимых" я имею в виду любимых, а не что другое; там прекрасная история о том, что
В конце концов вы останетесь один на один с пустым, холодным и совершенно не известным вам миром, которым наш мир скорее всего и является. Так что не важно какими призраками вы населяете ваш мир. Пока вы в них верите – они существуют, пока вы с ними не сражаетесь – они не опасны.
Мне, правджа, кажется, что, чтобы это общее место начало играть красивыми красками, а смерть врача превратилась в credible трагедию, к нему должен прилагаться Брэдбери. Но все мы немножечко Брэдбери у себя в голове.
Вчера же я начал читать азбучный сборник о (гм, гм) Дон Жуане, и мне там сразу подали много прекрасного прямо в голову. В ту самую, где все мы немножечко Брэдбери. Но об этом в другой раз (я запомнил самое крутое стихотворение без имени автора, цитировать так не комильфо, гугль не помог).
В этот раз о том ещё, как приятно бывает найти потерянное: я в детстве слышал по радио некий рассказ, который запомнил ярко и в подробностях, не считая имён персонажей и имени автора. Почему-то откуда-то в моём мозгу он был
связан с Цветаевой (теперь я знаю, почему). Гугль, разумеется, ничем мне не помогал, да и искать я, разумеется, не так чтобы искал, но вот он внезапно: Татьяна Толстая, "Соня".
Переписка была бурной с обеих сторон. Соня, дура, клюнула сразу. Влюбилась так, что только оттаскивай. Пришлось слегка сдержать ее пыл: Николай писал примерно одно письмо в месяц, притормаживая Соню с ее разбушевавшимся купидоном. [...] Потом затея стала надоедать: сколько же можно, тем более что из томной Сони ровным счетом ничего нельзя было вытянуть, никаких секретов; в
наперсницы к себе она никого не допускала и вообще делала вид, что ничего не происходит, – надо
же, какая скрытная оказалась, а в письмах горела неугасимым пламенем высокого чувства, обещала Николаю вечную верность и сообщала о себе все-превсе: и что ей снится, и какая пичужка где-то там прощебетала. Высылала в конвертах вагоны сухих цветов, и на один из Николаевых дней рождения послала ему, отцепив от своего ужасного жакета, свое единственное украшение: белого эмалевого голубка. "Соня, а где нее ваш голубок?" – "Улетел", – говорила она, обнажая костяные лошадиные зубы, и по глазам ее ничего нельзя было прочесть. Ада все собиралась умертвить, наконец, обременявшего ее Николая, но, получив голубка, слегка содрогнулась и отложила убийство до лучших времен.
Пришлось, разумеется, читать целый сборник рассказов Толстой, сбоорник, некогда мной заброшеный, потому что как-то не пошло. В этот раз тоже скорее не пошло, но хорошего было много, и это приятно.
Так о чём я? Все мы
немного Брэдбери у себя в голове. Будь я персонажем, я бы, разумеется, прочитал именно это и именно сейчас Не Случайно.
На самом деле здесь мог бы быть пост о Донне Эльвире у Кушея, но ладно уж, не будет ;)
@темы: books
